Заказываю пиццу и съедаю всю её без остатка, после чего закрываю глаза и изо всех сил стараюсь избавиться от идиотских мыслей. Например, не скупить ли все билеты на концерт Снупа Догга, чтобы вдвоём раздавить с ним косяк. Можно взять с собой матрёшку, накурить её и смотреть на улыбку Чеширского Кота всю ночь. А Снуп Догга выгнать, ибо не хрен этому долговязому торчку на неё пялиться.

Ну вот опять она. Нужно поспать.

Утром встаю в семь без будильника, принимаю душ и, не завтракая, еду в аэропорт за Камиллой. Кажется, зелёная дрянь меня до конца так и не отпустила, потому что дурацкие мысли из головы не выходят.

По дороге останавливаюсь у цветочной лавки и покупаю букет. Вручаю его Ками в зоне прилёта, чмокаю в щёку и забираю чемодан.

— Заедем перекусить? — предлагаю, когда подходим к машине. — Я ещё не завтракал.

Спрашиваю больше для проформы, потому что знаю, она согласится. Ками, как книги Дейла Карнеги, какую бы страницу ни открыл, не обнаружишь ничего, чего бы ты уже не знал.

Приезжаем в маленькую кофейню на бульваре Рокуэй и садимся за первый попавшийся столик. Заказываю официанту два английских завтрака и перевожу взгляд на Ками.

— Хорошо съездила?

— Хорошо, — кивает, — согласовали с заказчиком проект. Помещение под новый ресторан французской кухни.

В голове крутится, как ещё я могу поддержать беседу, и всё, что приходит мне на ум это:

— Он большой?

Ками достаточно и подобного вопроса. Она расплывается в улыбке, и начинает рассказывать о размере площадей, востребованности стиля «прованс» и о сделанных на заказ люстрах.

Смотрю, как открывается её рот, и понимаю, что мне неинтересно. И, вообще, вряд ли когда-нибудь станет интересно. А ещё я такой наглый ублюдок, что мне за это не стыдно.

И вот когда Камилла переходит к описанию стульев в стиле Шебби Шик, мой рот сам открывается и оттуда вылетает:

— Ками, нам лучше расстаться.

Камилла застывает с чашкой кофе в руках и замолкает. Румянец с её щёк пропадает целиком, даже тот, что нанесён кисточкой. Удерживаю растерянный голубой взгляд, давая ей время вникнуть. Знаю, что это нелегко.

— Почему? — спрашивает, наконец.

— Ты заслуживаешь лучшего, — отвечаю избитую фразу, но иногда по-другому и не скажешь, — и я заслуживаю лучшего.

И это тоже правда. Потому что я эгоистичная тварь и тоже хочу быть счастливым.

— Лучшего?

Голубые лужицы вспыхивают гневом.

— Чем я была плоха для тебя, Гас?

Гнев — это прекрасно. Это то, с чем я привык работать. Всё лучше, чем слёзы.

— Мне тускло, — пожимаю плечами. Нет, меня точно не отпустило.

Камилла с грохотом ставит чашку на стол и злобно щурит глаза.

— Два года, Гас. Ты морочил мне голову два года. Я терпела твои закидоны в постели, терпела твои интрижки на стороне в надежде на то, что мы когда-нибудь поженимся.

И теперь моё время подпирать подбородком стол. Вот тебе и «Правила жизни успешных людей». А я-то думал, что я секс-ниндзя.

— Я не дура, Гас, — продолжает Камилла дрожащим голосом. — И во мне достаточно мудрости, чтобы понимать, что случайный секс для тебя ничего не значит. И я могла бы и дальше закрывать на это глаза, поэтому не понимаю, что тебе ещё нужно. Не каждая женщина согласится на такое.

Она права. Далеко не каждая. И наверное, сейчас должен ещё раз задуматься над тем, правильно ли я поступаю. Но сомнений нет. Долбанная травка.

— Почему ты хочешь быть именно со мной, Ками? Чем я хорош для тебя? С изменами и как ты выражаешься, закидонами в постели? Тебе известно, что я не романтик и не хороший парень.

Ками жалобно кривит лицо и выдыхает.

— Я просто люблю тебя.

— И ты готова потерять со мной ещё несколько лет, зная, что, возможно, я на тебе никогда не женюсь?

Камилла опускает покрасневшие глаза вниз и тихо сопит.

— Это из-за неё?

— Из-за кого?

Делаю удивлённое лицо, пытаясь прикрыть свой незащищённый тыл.

— Ты прекрасно знаешь, о ком я. О твоей русской суке-сестре.

Ржавым контейнером с хуями я, конечно, Ками угрожать не стану, но смолчать тоже не могу.

— Я всегда ценил твои манеры и тактичность, Камилла. Давай не будем портить впечатление.

Камилла сверлит меня взглядом, от которого мне становится неуютно. Я даже стал забывать, что она не всегда бывает милой зайкой.

— То есть, она, — резюмирует холодно. — И что ты сделаешь после того, как выйдешь отсюда? Насколько мне известно, она теперь с Элом. Трахать девушку друга это низко даже для тебя.

Оу. А вот и хвалёные заячьи зубы, готовые погрызть мою морковку.

— Даже для меня, Ками? А ты уверена, что хотела выйти за меня замуж?

— Я бы извинилась, но сейчас не в настроении, Гас. Из-за тебя я потеряла два года жизни.

Ну, в общем, я даже рад, что так вышло. Это лучше, чем истерики. К тому же пытаться внушить мне чувство вины — это всё равно что уговаривать Трампа усыновить парочку мексиканцев. И уж точно это не удастся Камилле, пытающейся выдать себя за слепую бродяжку, у которой говнюк Гас воровал мелочь из банки.

— Притормози, милая. Не нужно вешать всё на меня. У тебя в руках был весь расклад, ты знала, что Гас-младший пасётся на чужих лугах; я никогда не говорил, что люблю тебя, и никогда не предлагал выйти за меня замуж. К тому же ты считала меня извращенцем, которому нужна психологическая помощь с последующей химической кастрацией. Кажется, ты и сама себе голову неплохо морочила.

Камилла невидяще смотрит на меня несколько секунд, словно перебирая в уме склад боеприпасов, и изрекает:

— Ты бы подумал о своём отце, Гас. Ему давно хочется подержать на руках внуков. Ты разочаруешь его, так же, как это сделала твоя мать.

Выбрала кинжал и подло метнула в спину.

— Ками, я всегда считал недостойным использовать доверие, как оружие в случае разногласий.

В ответ мне летит град ядовитых сюрикэнов:

— Ты эгоист, Гас. Думаешь только о себе. Тебе плевать на свою семью и на любовь отца. Думаешь, он даст своё благословение на отношения с дочерью своей любовницы? Ты разобьёшь ему сердце. Он, наконец-то, нашёл женщину, с которой хочет провести жизнь, а его обожаемый единственный сын подложит ему такую свинью.

— Камилла, остановись. Сла-ва встречается с моим лучшим другом, и как ты уже сказала, влезать в их отношения низко даже для меня. Ты можешь винить кого угодно в нашем разрыве, но суть в том, что проблема в нас двоих. И если ты пытаешься спекулировать на моей любви к отцу, убеждая тем самым выбрать тебя, могу уверить, что никогда не выбирал вещи по принципу распродажи. А это ты сейчас и пытаешься сделать. Всучить ненужную мне вещь, поманив дешёвым ценником. Просто сними с себя «минус пятьдесят», Ками. Ты красивая и умная, скоро обязательно появится тот, кто тебя оценит.

Долгие секунды мы смотрим друг на друга, после чего Камилла поднимается и тихо произносит:

— Я не хочу есть. Просто отвези меня домой, Гас.

Поднимаю руку и прошу счёт. Уровень пройден.

В машине мы едем молча, кажется, Камилла глотает слёзы. Я не лезу к ней, помочь ей ничем не могу. Мне не тяжело и не грустно. Мне апатично. Словно налопался тофу с безвкусными рисовыми хлебцами и нарядился во всё серое.

Когда подъезжаем к дому Ками, я выхожу первым, чтобы открыть для неё дверь. Что делают в случае расставаний? Я не знаю. Надо обниматься и говорить, что останемся друзьями? Если мы с Ками не были друзьями, когда были в отношениях, то вряд ли будем после. Да мне и не надо. Если сгнивший палец ампутировали, его же не пришивают обратно.

— Поднимись со мной, и забери свои вещи, — ровным голосом произносит Камилла, вылезая из машины. — У меня два твоих костюма висят.

Всё-таки она молодец. Всё без истерик. Киваю и иду за ней следом.

Когда заходим в квартиру, я остаюсь стоять в коридоре. Камилла выходит через минуту, держа в руках два чехла с костюмами. Она и, правда, станет хорошей женой. Для кого-нибудь.