Вижу, как напрягается лицо Гаса, и выныриваю из-под обнимающей меня руки.
— И ты снова ошиблась в расчётах, Камилла.
Та делает вид, что не слышит меня и машет кому-то рукой.
— Руби, Энди, идите сюда.
Как по заклинанию перед нами материализуются две идентичные рыжие кисули. Не могу не признать, что они симпатичные: ни готического макияжа, ни резиновых задниц, естественно, белокожие с милыми веснушками на носу. Но милыми они мне кажутся лишь до тех пор, пока не начинают озорно стрелять глазами в Гаса и томно похрюкивать. Где это видано, что Уизли идут атакой на Малфоев? Прости, Джоан, мы всё просрали.
— Руби и Энди очень хотели с тобой познакомиться, Гас.
Камилла покровительственно указывает на пускающих слюни близняшек.
Пока Гас переводит удивлённый взгляд с рыжуль на новоявленную Розу Сябитову, я принимаю молниеносное решение навестить уборную. Потому что я вне себя. Настолько вне себя, что готова вырвать с головы Камиллы каждый волос, скатать их в колтун и презентовать Музею Мадам Тюссо в качестве парика для восковой фигуры Трампа.
— Извините, — говорю, и бегом несусь в дом. Не дай боже, явить американской публике все прелести русского гнева.
Пятнадцать минут стою перед зеркалом, убеждая себя держать эмоции под контролем. Дышу, как йог, и концентрируюсь на хорошем: вспоминаю балет в Мариинском, шум океана и солнечные лучи. Хрен там, я всё равно хочу четвертовать эту сучную сваху. Признаться, она даже меня удивила. Готова уложить в койку с другими бывшего жениха, чтобы доказать свою правоту. Не знаю, что это, но точно не любовь.
Прикладываю влажные ладони к щекам, охлаждая просочившийся жаром гнев. Ладно, и у Железной Леди Маргарет бывали плохи деньки. Открываю дверь и сразу же упираюсь взглядом в лицо Камиллы.
— Остальные туалеты заняты, или ты хочешь пописать непременно в этот? — уточняю.
Мамка Роза напускает на себя вид сочувствующей победительницы.
— Так будет всегда, милая. Будешь идти в туалет и думать, кого он трахает на этот раз.
— Когда я иду в туалет, я думаю, о том, что хочу в туалет, Камилла. Разреши, пожалуйста, пройти.
— Возможно, он делает это прямо сейчас, — не унимается стерва.
— А ты, как всегда, стоишь за своей порцией в очереди. Печалька. Ну пока.
Когда я подхожу к бассейну, Гаса нигде не видно. Кошки, скребущие на душе, начинают ещё и гадить. И снова перед глазами возникает лицо мудака Серёжи, лепечущее о том, что кружевной чехол для танка, который я нашла в его кровати «стопудово мой». Мозгами понимаю, что не имею права ревновать, потому что мы с Гасом вроде и не оформляли патент на наши отношения, да и совсем не факт, что он ушёл с этими божьими коровками. Но на душе всё равно паршиво от напоминания о том, что Гас отъявленный слизеринец, и мне до него не всё равно.
— Ты ведь сестрёнка Гаса, да? — слышу мужской голос справа от себя. Поворачиваю голову, надо мной возвышаются два первосортных бройлерных цыплёнка со стильно уложенными волосами. Мне такие никогда не нравились: обтягивающие футболки и обтягивающие джинсы, наглядно демонстрирующие членство в фитнес-клубе и чрезмерную увлечённость спортивным питанием, причёски — волос к волоску и даже брови выщипаны. Будто заглянула в инстаграм Криштиану Роналду.
Киваю и рассеянно перевожу взгляд на бассейн.
— Я Келлан, а это ПиДжей, — продолжает цыплёнок. — Не хочешь потанцевать?
— На хер пошли, Келлан и ПиДжей, — гремит надо мной. — Я же говорил, что платье говно, матрёшка. Все, блядь, мухи здесь.
Внутри меня раздаётся облегчённый вздох, и я начинаю улыбаться. Выкуси, Роза Сябитова.
— Ты где была, я тебя обыскался?
— А что твои рыжие шпицы не смогли взять след? — приподнимаю брови.
Губы Гаса расплываются в озорном оскале.
— Ты ревнуешь, матрёшка.
Старательно изображаю на лице снисходительность, чтобы дать понять, что он порет чушь.
— Тройничок с близняшками, Малфой. Неужели такой шанс упустил.
— Дура ты, матрёшка, — ворчит Гас. Быстро оглядывается по сторонам и целует меня в нос.
— Ничто не сравнится с минетом от русской сестрёнки.
Глава 25
Гас
— Эй, Малфой, ты ведь знаешь, что мы с тобой почти Монтекки и Капулетти?
Матрёшка отхлёбывает вино из горлышка бутылки и с опаской поглядывает в иллюминатор.
В эти выходные в Лос-Анджелесе проходит ежегодная конференция по новым IT-разработкам, на которой мне непременно нужно побывать. Учитывая чью-то боязнь перелётов, Сла-ву лучше было оставить в Нью-Йорке, но вместо этого я купил нам места в бизнес-классе, снабдил её бутылкой белого сухого вина и забронировал два номера в «Четырёх Сезонах». Я, блядь, образцовый папик. И я не чувствую себя использованным, потому что на самом деле матрёшка ни о чём не просит, а, наоборот, всячески демонстрирует свою независимость. Если мы гуляем по Пятой Авеню, то она не пускает слюни на витрины «Дольче» и «Валентино», а незаинтересованно обходит их стороной и идёт туда, где ценник за кусок ткани не превышает трёх сотен. И я знаю почему. Потому что она рассчитывает только на свой кошелёк. По-честному и без притворного жеманства.
Вроде радуйся, мужик, всё, как ты мечтал. В наличии ежедневный секс, который по десятибалльной шкале младший оценил на все двадцать, отсутствие ярлыка «ты мой личный дрессированный хомяк» и нулевая материальная ответственность. Но вот что странно, вся эта свобода рождает во мне обратный эффект — мне по кайфу тратить на неё деньги. Помню, как было с Ками, я дарил ей подарки лишь для галочки. Как будто подстричься раз в месяц, вроде, волосы в рот не лезут, но знаешь, что это нужно для поддержания имиджа.
Другое дело с матрёшкой. Недавно листал автомобильный журнал и поймал себя на мысли, что завис на картинке обновлённого «Макана». Сам предпочитаю седаны, но этот кроссовер такой классный, и я продумал, что попка Сла-вы идеально смотрелась бы в нём. Один мой офисный падаван был как-то в России, арендовал тачку на неделю, отъездил на ней полдня, после чего пошёл в местный бар, надрался до зелёных фей, чтобы снять стресс, и пересел в комфортное метро. Потому что оказалось, что в России ездить за рулём по правилам, означает официально признать себя лохом. Матрёшка, стопроцентно, за рулём ездит, как маленький орк, чертыхается и подрезает неугодных её императорскому величеству. Но меня почему-то этот факт совсем не раздражает, а, наоборот, заставляет улыбаться. Короче, день рождения у неё через два с половиной месяца, и я решил подарить ей этого штутгартского коня.
Перевожу взгляд на Сла-ву. Её тщедушной тушке и, правда, немного нужно, чтобы опьянеть: щёки раскраснелись, от нервозности не осталось и следа.
— Россия и США, сечёшь о чём я? — продолжает объяснять. — Мы же извечные враги, и вряд ли наши страны когда-то подружатся.
— Я Россию врагом не считаю, — пожимаю плечами, — да и никто из моих знакомых тоже. Ни одна говорящая голова из телевизора, как и продажные СМИ, не лишат меня собственных мозгов.
— А я тебя таким придурком считала.
Матрёшка мило кривит лицо, дыша на меня клубничным ароматом «Рислинга».
— А ты иногда такие умные вещи говоришь, Малфой.
Ухмыляюсь и забираю у неё бутылку. Если так пойдёт, мне её из самолёта на руках придётся выносить. Подлый младший нашёптывает, чтобы я позволил матрёшке и дальше предаваться винной вакханалии, а он тем временем будет готовить экспедицию на Луну, но я его сразу осекаю. Сла-ва должна запомнить каждую секунду высадки моего «Апполона-11», и ради этого я готов подождать.
Матрёшка пытается тянуть свои мелкие лапки к бутылке, недовольно ворча, что ей страшно, а я жестокий козёл, но, в конце концов, обмякает на моём плече и засыпает. Мне и самому дико хочется поспать, но я держусь и сижу в кресле, как оловянный истукан, на протяжении трёх часов, потому что не хочу её будить. Ванилька Гас. Мягче меня теперь только задница Игги Азалии.