— Спасибо, — слегка улыбаюсь, перекидывая вешалки через плечо.

— Пойду.

Камилла слабо кивает, переминаясь с ноги на ногу, потом вдруг делает резкий выпад, на зависть любому фехтовальщику, и атакует меня ртом. Я как стоял, так и стою, изо всех сил стараясь сохранить равновесие, чтобы не стукнуться затылком о дверной косяк.

— Давай займёмся этим в последний раз, — бормочет, цепляясь пальцами за ремень джинсов, — ради того, что у нас было.

Вздыхаю и снимаю с себя её руки. В райдере Гаса-младшего нет секса из жалости.

— Я пойду, Ками, — мягко сообщаю. Дёргаю ручку двери и иду к лестнице.

— Пошёл ты, Гас, — несётся злое мне в спину.

Плевать, мне не впервой.

Сев в машину, достаю мобильный, думая позвонить отцу. Мы общались пару раз за время их поездки, кажется, мои надежды на то, что русско-американская мелодрама с треском провалится в прокате, не оправдались. Мне даже и на это плевать. Если уж такой тёртый калач, как Гас-младший, запал на матрёшку, то давно не тёртому калачу отца никак не устоять против магии потомственной ведьмы.

Бросаю взгляд на экран, вижу одно непрочитанное сообщение от адресата «Матрёшка».

Удаляю, не читая, и бью по газам. Этой гирлянды хватит на весь Рокфеллеровский центр, вот только ёлка там стоит не моя.

Глава 20

Гас

— Мистер Леджер, сэр, — раздаётся в трубке преувеличенно вежливый голос матрёшки, — напоминаю, что завтра у вас запланирована деловая поездка в Лос-Анджелес. По вашему распоряжению, я бронировала билеты и отель для нас двоих. Всё в силе или будут какие-то изменения?

Повисает пауза, в процессе которой я пытаюсь задушить трубку, и когда это у меня не выходит, сухо изрекаю:

— Если бы я собирался что-то изменить, предупредил бы.

На самом деле я забыл об этой поездке, иначе бы всё переиграл. Провести с ней бок о бок два дня — это всё равно что сожрать «Виагру» и пойти на детский праздник. Успешно избегал встреч, и здесь такая оказия.

Весь полёт я делаю вид, что сплю, предоставляя матрёшке развлекать саму себя. Знаю, что она боится летать, поэтому сразу предложил ей напиться успокоительных. Потому что другие идеи, которые пришли мне в голову, чтобы её отвлечь — это напоить или заняться сексом в туалетной кабинке, а ничего из перечисленного допускать никак нельзя.

Матрёшка не пытается облегчить мне задачу: быть примерным евнухом, привезла в чемодане весь дресс-код, который багажный сканер наверняка принял за товары секс-шопа. Партнёры, конечно, довольны. Обхаживают ведьму словно от неё, а не от меня, зависит успех сделки. Скрепляем договор парочкой лобстеров и бутылкой «Блан дю Шато» 2007 года, раскланиваемся и едем в отель.

В такси изо всех сил стараюсь не пялиться на ноги матрёшки, потому что одетая на ней крошечная чёрная тряпка не оставляет простора даже для моего богатого воображения. Когда мы оказываемся на нашем этаже, быстро машу ей рукой, желаю спокойной ночи и скрываюсь в своём номере. Здравствуй, марафон рукоблудства.

Врубаю телек, собираясь пойти в душ, когда раздаётся мелодичный стук в дверь. Рву ручку и замираю, потому что на пороге стоит матрёшка. Не спрашивая разрешения, огибает меня словно какой-то шкаф и, покачивая бёдрами, вышагивает к центру номера. Пялюсь на её круглую задницу и бесконечные ноги в чёрных туфлях на шпильках, пытаясь подобрать слюни.

— Ты чего припёрлась? — рявкаю громко, надеясь убить одним выстрелом двух зайцев: контузить Гаса-младшего и избавиться от взрывоопасного предмета в моём номере.

— Мне не спится, Гас, — жеманно произносит Сла-ва. И демонстративно потягивается, так что пародия на платье задирается, и я вижу кружевную кромку её чёрных чулок. С поясом, блядь. Я сглатываю, Гас-младший сглатывает, и мы оба пятимся к стене. Мечусь взглядом по комнате, пытаясь найти объект для отвлечения. Вот же кресло. Обычное, ничего сексуального. Если не закинуть в него матрёшку и не начать трахать. Тьфу, да здесь секс возможен кругом — стены, туалетный столик, тумбочка, кушетка. Просто кабинет для сдачи спермы.

— Водка кончилась, и балалайка расстроилась? — пытаюсь звучать невозмутимо.

— И мишка издох, — радостно скалится Сла-ва. — А раз заняться нечем, решила навестить братика. Ты в последнее время такой бука, Гас.

— Я, вообще-то, спать собирался, — подхожу к кровати и откидываю одеяло, намекая на серьёзность своих намерений.

Матрёшке, похоже, плевать. Она плюхается в кресло и закидывает ноги на подлокотник так, что если я немного наклоню голову, то выясню, как обстоят дела с камешками.

Мой младший, конечно, каменный, но я-то нет. Стискиваю зубы так, что даже удалённые восьмёрки начинают болеть, подхожу к креслу и хватаю её за локоть.

— Выметайся, Сла-ва. Или у вас в России гости не уходят, пока их на хер не пошлют? — дёргаю её вверх, отчего матрёшка распрямляется словно пружина.

— Просто, мне кажется, ты не хочешь, чтобы я уходила, — томно мурлычет она и пробегается когтями по моей футболке.

— Тебе кажется, — голос у меня в этот момент словно у Джо Кокера, больного гнойным тонзиллитом. И в штанах бейсбольная бита. Не мужик, а хрипящая эрекция.

Собираю в кулак все свои несуществующие сверхспособности, готовясь силой вытряхивать змею-искусительницу из номера, но матрёшка меня опережает и совершает тачдаун, обвивая мою шею руками и прижимаясь всем телом так плотно, что у Гаса-младшего плющит башку. Сердце отбойным молотком долбит в ушах, когда она встаёт на цыпочки и касается губами уголка моего рта.

— Эй, США, расслабься. Россия пришла с миром.

Стыдно признаться, но меня парализовало. Возможно, потому что в её карамельном дыхании содержится новая разработка русских химиков, какой-нибудь нервно-паралитический газ, который превратит меня в овоща. Но я уже настолько отупел от её близости, что мне плевать.

Не дышу, пока её влажный язык скользит по моим губам, отравляя похотью. Закрываю глаза и взываю к своим джентльменским корням. Не работает. Права была матрёшка, Англия уже не та. Пытаюсь держаться, когда её тёплые пальцы забираются ко мне под футболку и начинают изучать пресс, как слепой, азбуку Брайля, хотя младший с пеной у рта орёт:

— Тупой долбоёб!

Но вот когда Сла-ва впивается зубами в мою губу и шепчет: «Трахни меня», в мозгу что-то коротит, свет меркнет, маховик времени отбрасывает меня на много столетий назад в золотой век неандертальцев.

— Ты сама напросилась, стерва, — успеваю сказать, прежде чем обхватить матрёшкину голову и впечатать себе в рот.

Ведьма Сла-ва будто ждала этого, хрипло стонет и вонзает мне в живот острые ногти. К чёрту всё. Я до одури хочу её, а об остальном подумаю позже. Только один раз. Чтобы очистить мозг. С Элом я разберусь потом, например, уеду из страны. Переберусь жить в Африку, заведу кофейную плантацию, начну экспортировать хлопок в Россию, усыновлю чёрных ребятишек, чтобы замолить грехи.

Задираю её несуществующую юбку и до синяков сжимаю гладкие ягодицы. Пусть стерва терпит, сама дала мне карт-бланш.

— Быстрее, — хрипит Сла-ва, стаскивая с меня футболку, — ты как почта России, ей-богу.

Я наслышан про их почту. Говорят, при пересылке в Россию даже консервы успевают испортиться.

— И за это ты тоже ответишь, — предупреждаю, пока сгребаю воротник её платья и разрываю его к херам.

— Обалдел? — шипит матрёшка, сверкая глазищами.

Она даже не представляет как.

Какая же она охуенная. Плоский живот с мягким рельефом пресса, крутой изгиб бёдер, подчёркнутый прозрачным поясом, и никого бюстгальтера. Зелёные глаза горят, волосы растрёпаны, розовые соски напряжены, будто умоляют о том, чтобы я их искусал.

— Трусики или сама сними, или я запихну их в тебя, — киваю на её бёдра.

Матрёшка похотливо облизывает губы и, не отрывая от меня взгляда, начинает стягивать их вниз. Элитная стриптизёрша. Похотливая шлюха. Жадно слежу за её движениями. Кусок кружева повисает на тонких щиколотках, матрёшка отпихивает его от себя небрежным движением ноги и вздёргивает бровь.